Стрелецкий бунт. Роман - Вера Гривина

Князья Долгоруковы принялись за выполнение царского повеления и за один день полностью доказал вину Семена Грибоедова. Государь Федор Алексеевич, узнав о результатах расследования, продиктовал следующий указ:

«Семена Грибоедова сослать в Тотьму, и вотчины отнять, и из полковников отставить».

Однако это повеление осталось на бумаге, потому что царь окончательно слег и 27 апреля скончался. Семена Грибоедова отпустили из-под ареста, оставив в прежнем чине. Он, впрочем, как и другие полковники, вдруг резко изменил свое отношение к простым стрельцам. Теперь стрелецкие начальники уже не мучили своих подчиненных поборами и тяготами, а принялись обвинять во всех грехах бояр-мздоимцев. По стрелецким слободам поползли слухи, что изменники-царедворцы отравили доброго государя Федора Алексеевича, а теперь хотят лишить жизни и его брата, царевича Ивана Алексеевича, чтобы возвести на престол сына царя Алексея Михайловича от второго брака, малолетнего царевича Петра, за которого станут править родственники его матери – ненавистные народу Нарышкины. Но больше всего служивых взбудоражило известие о возвращении из ссылки когда-то всесильного боярина Артамона Сергеевича Матвеева, о котором у них были самые неприятные воспоминания.

Надвигались грозные события.

Глава 2

Беззаконное наречение

Физически слабый Федор Алексеевич имел большую силу духа, помогающую ему проявлять в государственных делах твердость. Но с членами своего семейства он становился бесконечно покладистым и не конфликтовал даже со второй женой отца, своенравной царицей Натальей Кирилловной. Будучи восприемником5 ее сына Петра, благочестивый царь Федор считал, что духовное родство обязывает больше кровного, поэтому и старался ладить с мачехой.

Из кровной родни самые доверительные отношения у государя были с теткой Татьяной Михайловной да сестрой Софьей, а они отвечали на его доверие самой искренной любовью. Именно эти две царевны находились рядом с Федором Алексеевичем до самой его смерти. Когда стало понятно, что он испустил дух, Софья горько разрыдалась. Этот плач подхватила Татьяна Михайловна, в соседнем покое тут же заголосили остальные царевны и завыла юная вдова, царица Марфа Апраксина. Немного погодя по всем царским палатам слышались женские причитания.

Софья, впрочем, поплакала недолго, потому что на нее навалилась тяжелая усталость – следствие множества бессонных ночей у постели больного брата. Сенные девки отвели лишившуюся сил царевну в опочивальню, где она упала на постель и сразу же забылась глубоким сном.

Утром Софья обнаружила, что челядинки сняли с нее только головной убор и обувь, но оставили на ней летник6, чулки и даже бугай7, боясь, по всей очевидности, потревожить спящую. Царевна села на постель и посмотрела так, словно не узнавала знакомую с детства опочивальню с украшенными веселой разноцветной резьбой деревянными стенами. Придя, наконец, в себя, Софья кликнула сенных девок.

В соседней с опочивальней горенке она устроилась перед зеркалом в изогнутой золоченой раме с искусным орнаментом, а две челядинки принялись приводить ее в порядок. Обычно Софья внимательно следила над тем, что с нею делают девки (они могли и брови криво насурьмить, и румянец плохо наложить), но сегодня собственная внешность ее совсем не занимала. Множество дум теснилось в голове у двадцатичетырехлетней царевны.

Поскольку царь Федор умер бездетным, скипетр и держава теперь должны были по закону достаться царевичу Ивану – младшему сыну Алексея Михайловича от Марии Милославской, о котором родственники царицы Натальи Кирилловны, Нарышкины, распускали слухи, что он, имея многочисленные телесные недуги, еще и «скорбен головкой»: то есть, идиот. Это утверждение было ложью: царевич Иван имел достаточно ума, чтобы читать сочинения Платона, Аристотеля, Блаженного Августина и прочих философов, помнить наизусть произведения Вергилия, Горация, Овидия и Петрарки, знать множество житий святых. Однако, ориентируясь без труда в дебрях философии поэзии и богословия, он был совершенно беспомощен в государственных делах.

«Как же Ванюша будет править? – рассуждала Софья. – Без достойных советчиков ему, вестимо, не обойтись. Должно быть, он выберет себе в ближние бояре нашего родича Милославского, хотя ему больше подошел бы князь Василий Голицын, коего не зря ценил царь Федор».

Она тяжело вздохнула. Ее брату предстояло не только заниматься тем, чем он никогда прежде не занимался, но еще и противостоять скандальным родственникам царицы Натальи Кирилловны, которую Софья за глаза называла Медведицей. Хватит ли у него на все это здоровья и характера?

В очередной раз царевна пожалела о том, что она – не мужчина. Кабы ей с ее отменным здоровьем и острым умом сесть на царство, все проблемы решились бы. Но, увы, Господь Софью сотворил девицей, а девицам в Российском государстве править не полагается.

Она была третьей из пяти дочерей Алексея Михайловича. С рождения Софья воспитывалась, как и другие царевны, но вдруг выбранный в учителя ее братьям Симеон Полоцкий8, попросил царя, чтобы тот дозволил и ей посещать занятия: мол, девица слишком умна, чтобы оставаться необразованной.

– Зачем ей науки? – удивился Алексей Михайлович

– Дабы стать мудрой советчицей государю, – изрек Полоцкий.

Этот ответ понравился Алексею Михайловичу, и он разрешил дочери учиться. Действительно, Софья оказалась весьма способной к наукам, и, когда ее брат Федор взошел на престол, она стала ему доброй советчицей.

«А Ивану тем паче понадобятся мои советы. Да и мудрость Татьяны Михайловны ему не будет лишней».

Самой младшей из сестер царя Алексея Михайловича, царевне Татьяне Михайловне, исполнилось сорок шесть лет. Люди, помнившие ее молодой, говорили, что она была когда-то весьма хороша собой. От той красоты остались незабудковые глаза, брови в разлет, точеный нос, статное тело и величавая походка. Однако мало кто любовался всем этим, как в прежние времена так и в нынешние, потому что по существовавшей лет сто традиции девицы из царского семейства, вне зависимости от их возраста, не показывались на глаза никому из мужчин, кроме родственников, священнослужителей и малого числа бояр. Только одну из дочерей царя Михаила Федоровича, Ирину Михайловну, пытались выдать замуж за иноземного принца, однако ничего не получилось. Уделом царевен было затворничество.

Благочестивая Татьяна Михайловна в свое время близко общалась с патриархом Никоном, а когда его низложили и сослали, принялась за него хлопотать. Благодаря ее стараниям, царь Федор Алексеевич все-таки разрешил Никону вернуться в возведенную в годы его патриаршества Воскресенскую Новоиерусалимскую святую обитель, до которой, впрочем, старик так и не доехал, скончавшись в дороге возле Ярославля.

Патриарх Иоаким, будучи ярым врагом Никона, недолюбливал Татьяну Михайловну, но, уважая ее великое благочестие, и зная, что государь не даст в обиду любимую тетку, не ссорился с ней даже тогда, когда она вызволила опального архиерея из монастырского заключения.

И в царском семействе к Татьяне Михайловне все относились с почтением, а Софья вообще воспринимала ее, как свою вторую мать.

«Вдвоем с теткой мне в случае чего будет легче унять Милославского: он ее побаивается…»

Неожиданно дверь горенки с шумом распахнулась, и на пороге возникла необычайно взволнованная Татьяна Михайловна.

– Господи Иисусе! – испугалась Софья. – Что еще случилось, тетушка?

Татьяна Михайловна всхлипнула:

– Бояре, окольничие, думные и ближние люди присягнули Петруше!

– Медвежонку? – вскрикнула Софья, поднявшись так резко, что поправлявшая ей головной убор девка не устояла на ногах и плюхнулась на пол.

– Ему родимому, – подтвердила тетка.

– Да как они посмели? Кто им дозволил?

– Такова была воля патриарха; мол, царевич Иван хвор…

Побагровев от гнева, Софья прервала тетку:

– А не много ли на себя берет смиренный богомолец? Ему положено заботиться о наших душах, а не царством-государством управлять! Как сказано в Писании: Богу Богово, а кесарю кесарево! А бояре, значит, заодно с ним?

– Среди бояр есть и не согласные с нашим духовным отцом.

– Но никто ему слова поперек не сказал?

Татьяна Михайловна развела руками.

– Мне мало что ведомо. Потолкуй с боярами. В моих покоях сидят князь Яков Одоевский, князь Михайло Черкасский, князь Федор Урусов да Петр Шереметев – они хотят с тобой повидаться.

Софья поспешила в покои тетки, где в просторной светелке с огромными окнами обеих царевен ожидали четверо бояр в траурных одеждах. Самым старшим из гостей Татьяны Михайловны был Петр Васильевич Шереметев, коему перевалило за шестьдесят лет. Он сам и его родные были при дворе на особом положении, поскольку имели одного с Романовыми основателя рода, боярина Андрея Кобылу9, да к тому же один из Шереметевых, Федор Иванович, в свое время немало потрудился для того, чтобы на престол взошел Михаил Федорович Романов. Будучи членом столь уважаемого семейства, Петр Васильевич знал себе цену и сохранял достоинство в любой ситуации. Вот и сейчас он казался самым невозмутимым из бояр.